Текст, представленный ниже, является квинтэссенцией моих начальных лекций, которые я в разных вариантах читал в различных студенческих аудиториях как философской, так и нефилософской направленности. Прежде чем начать наш разговор, разрешите сказать несколько слов о том, какую задачу я поставил здесь перед собой. Мне не хотелось бы, чтобы это была обычная сухая лекция, в которой излагаются прописные истины фактического историко-философского материала. Для этого существуют учебники, многочисленные справочники и энциклопедические словари. Более важно, чтобы вы почувствовали сам дух философии, который заключается в постоянном искании истины. Не случайно именно это ее стремление, любовь к истине-мудрости было закреплено в названии этой дисциплины. Поэтому я рассматриваю свою задачу в том, чтобы задать некоторое проблемное поле, вернее погрузить Вас самих в это проблемное поле, в котором только и может родиться философская мысль. Не все, что написано здесь является бесспорной истиной, которую необходимо заучить. Многие из приводимых утверждений имеет авторский характер, и вполне возможно, что по ходу нашего разговора у вас возникнет множество вопросов, недоумений и возражений. Не гоните их прочь, постарайтесь зафиксировать их и самостоятельно потрудиться над их решением. Более того, иногда лекция будет специально прерываться самостоятельными заданиями, которые надо постараться выполнить. Это гораздо полезнее, чем выучить наизусть готовое решение, данное тем или иным мыслителем. Если у вас пробудится вкус к самостоятельному мышлению, то моя цель будет достигнута, поскольку именно это и составляет сердцевину философского знания.

А начнем мы наш разговор с анализа небольшого отрывка из платоновского диалога "Менон", посвященного обсуждению проблемы добродетели (заметим, что текст этого отрывка можно найти методических указаниях к изучению курса "Философия", а сам диалог, который вынесен для самостоятельной проработки.

В начале этого произведения между греческим философом Сократом и его собеседником Меноном происходит следующий диалог:

Менон, начинает разговор о добродетели, задавая вопрос "можно ли научиться добродетели?", на что Сократ отвечает, что он не только не может ответить на поставленный собеседником вопрос, но и вообще знать не знает, что такое добродетель и, изменив таким образом первоначально поставленный вопрос, адресует его своему собеседнику. На этот вопрос Сократа Менон, прошедший курс обучения у софиста Горгия, начинает уверенно перечислять различные добродетели, говоря о добродетели мужчины, женщины, ребенка, престарелого человека и т.д. Менон явно хочет блеснуть своими знаниями и красноречием.

Но Сократ, в присущей ему иронической манере, прерывает эту затянувшуюся тираду и замечает: "Сдается, Менон, что мне выпало большое счастье: я искал одну добродетель, а нашел как бы целый рой добродетелей, осевших здесь, у тебя. Но, все-таки, Менон, если я продолжая сравнение с роем, спрошу тебя какова сущность пчелы и что она такое сама по себе,... есть [ли] у перечисленного тобой множества добродетелей некоторая общая определенная идея, делающая их всех одним и тем же? Что ответил бы ты на такой вопрос?".

Менон предпринимает вторую попытку определения добродетели, которая заключается в том, он начинает перечислять "виды" добродетели, отнеся к ним справедливость, мужество, мудрость, щедрость и многое другое. Тем самым, собеседники вместо одной искомой добродетели нашли целое множество добродетелей "только иным способом, чем прежде" (по другому основанию), так и не ответив на сократовский вопрос о природе добродетели. Сократа в этом случае, как и при первой попытке Менона дать определение добродетели остенсивным путем, т.е. путем указания на различные виды добродетели, не устраивает "внешнее", поверхностное перечисление, поскольку для него более важным является выявление "внутренних", сущностных характеристик добродетели.

Подводя итог нашего анализа, можно сказать, что то изменение первоначального вопрошания, который здесь осуществляет Сократ, и последующее "переключение" направления исследования на выявление природы (сущности) того или иного феномена является началом и примером собственно философского исследования.

Эту специфику философского подхода необходимо иметь ввиду, когда вы будете выполнять самостоятельные работы по философии и готовиться к итоговому экзамену. Часто Ваши ответы ограничиваются только изложением биографии того или иного мыслителя, или рассказом о внешней стороне дела, что является недостаточным для получения высокой оценки. Например, при ответе на вопрос об особенностях христианского миропонимания, явно недостаточно будет рассказать только об особенностях христианского ритуала богослужения, различиях между культовыми особенностями православия, католицизма и протестантизма или изложить историю возникновения и развития христианства. При ответе на поставленный вопрос вам необходимо рассказать именно об особенностях христианского миропонимания, т.е. о том воззрении на мир, которое было предложено христианским вероучением в его отличии от других, как религиозных, так и не религиозных типов мировоззрений. А это значит, как на это нацеливает Сократ своего собеседника при исследовании проблемы добродетели, что вы при подготовке к ответу должны поставить для себя и ответить на вопрос о том, какова "природа", сущность феномена христианского миропонимания, что оно представляет из себя именно как мировоззрение, миропонимание.

Скажу несколько подробнее о требованиях, предъявляемых к ответу на зачетах и экзаменах по философии.

Во-первых, конечно же при ответе будут оцениваться ваши познания историко-философского материала. Если вы свой ответ основываете на том, что Аристотель был учителем Платона, что не соответствует действительному положению дел, то отсюда с большой вероятностью следует, что философские взгляды Аристотеля, как впрочем и Платона, вы представляете очень слабо. Конечно же, вам необходимо знать главные достижения философии, ибо без знания "бытия" Парменида, "атомистики" Демокрита, "мира идей" Платона, "метафизики" Аристотеля, "cogito" Декарта, "коперниканского переворота" Канта, "хитрости мирового духа" Гегеля, тезиса Ницше "о смерти Бога" просто невозможно быть культурным человеком.

Во-вторых, при оценке Вашего ответа большую роль играет не только качество знаний по тому или иному конкретному вопросу, но и общий культурный уровень и философская грамотность отвечающего. В частности, при ответе на поставленный в билете вопрос очень важно понять смысл вопроса, т.е. то смысловое поле, в рамках которого должен быть сформулирован ваш ответ. Часто приходится снижать оценку только лишь потому, что отвечающий блестяще отвечает по теме, имеющей лишь косвенное отношение к поставленному вопросу. Так, например, на вопрос о теории познания Платона часто можно услышать в качестве ответа общую характеристику платоновской философии с подробным изложением его биографии и социально-политических взглядов Платона, хотя смысловой центр ответа в данном случае должен быть сосредоточен на изложении платоновской концепции "припоминания", или "анамнезиса", составляющей суть его теории познания. Для того, чтобы избежать этой ошибки необходимо, с одной стороны, уяснить для себя смысл каждого термина вопроса. Например, ответ на вопрос о "системе трансцендентального идеализма" Шеллинга не был оценен как удовлетворительный, только лишь потому что отвечающий не уяснил для себя смысл ключевого термина "трансцендентальный", восходящий к работам другого немецкого философа Иммануила Канта, предшественника Шеллинга, хотя отвечающий дал общую характеристику идеалистической философии. А ведь термин трансцендентальный в данном случае несет центральную смысловую нагрузку вопроса, и позволяет выявить специфику философского идеализма Шеллинга в его отличии от других систем идеализма.

В данном случае, для уяснения смысла термина трансцендентальный необходимо понять его отличие, с одной стороны, от термина трансцендентный, а другой стороны, разобраться в еще одном кантовском противопоставлении априорного и апостеорного, в рамках которого термин трансцендентальный соотносится, прежде всего, с термином априорный, тем самым занимая "срединное", пограничное положение между областью опытного (апостеорного) и областью запредельного (трансцендентного).

В этой связи заметим, что для понимания философских категорий часто единственно приемлемой процедурой является сопоставление этого термина с другими философскими категориями этого же смыслового ряда, как это было сделано выше при работе с термином трансцендентальный. Это связано с тем, что слишком абстрактный характер языка философии не позволяет осваивать их с помощью остенсивной процедуры, например, путем указания пальцем, которая прекрасно срабатывает при прояснении значения многих терминов нашего обыденного языка, например терминов "стол", "стул" и т.д.

С другой стороны, важно понять и общий смысл вопроса. Для этого полезно переформулировать вопрос в других терминах, предложить несколько разных формулировок вопроса и выбрать из них наиболее адекватную с вашей точки зрения. При этом целесообразно выделить ключевые понятия вашего ответа, которые, как правило, представляют сравнительно небольшой список, состоящий не более чем 5 - 7 понятий и словосочетаний. Так, при ответе на вопрос о системе трансцендентального идеализма Шеллинга к таким базовым понятиям можно отнести, во-первых, термин идеализм (в его отличии от материализма), во-вторых, словосочетание немецкая классическая философия, позволяющее задать общий контекст рассмотрения философии Шеллинга в ее сопоставлении со взглядами Канта, Гегеля, Фихте, в-третьих, уже отмеченный выше термин трансцендентальный.

В-третьих, видимо решающее значение при оценке вашего ответа будет иметь то, насколько ясно и внятно вы умеете выражать свои мысли и аргументировать их. Во время ответа Вы должны отстоять выдвигаемый вами тезис. Вполне вероятно, что этот тезис будет являться изложением чьей-либо чужой позиции, например, того или иного мыслителя. Существенно выше будет оценена, вследствие анти-догматической природы философского знания, ваша собственная оригинальная позиция, при условии, что она удовлетворяет основным требованиям грамотного мышления, о которой мы поговорим ниже. Независимо от того, какую позицию Вы отстаиваете (свою или чужую, близкую или далекую экзаменатору) главное, чтобы Вы смогли четко сформулировать выдвигаемый тезис и, если это необходимо, сумели защитить его. Если попробовать кратко определить специфику философской деятельности, то можно было бы сказать, что философия - это то, что рождается и существует только на агоре, или, по меткому замечанию современного грузинского философа Мераба Мамардашвили, философия - это ходячее сознание вслух. В связи с эти отметим следующее. С одной стороны, для философии совершенно недопустима одна из типичных экзаменационных ситуаций, которая описывается фразой "знаю, но, как собака, сказать не могу". Знанием является только то, о чем можно ясно сказать (эта мысль принадлежит Л.Витгенштейну). И оценке подлежит именно изреченная мысль, а не какие-то срытые намеки на нее, хотя здесь есть опасность, подмеченная русским поэтом Федором Тютчевым, заключающаяся в том, что "мысль изреченная есть ложь". Будьте уверены, что экзаменатор сделает все, чтобы помочь Вам "родить" вашу мысль, но и вам самим необходимо для этого приложить определенные усилия. С другой стороны, в области философии действует принцип, который по аналогии с действующим в юриспруденции принципом презумпции невиновности, может быть назван принципом презумпции умности. Этот принцип требует о вас внимательного и бережного отношения к чужой мысли, которая по умолчанию предполагается заведомо умной. Именно так будет относится к Вам экзаменатор, но именно так и вы должны относится к любому высказанному в истории человеческой мысли положению, даже если оно кажется вам непривычным или неверным. Прежде чем отбросить как неверный тот или иной тезис, постарайтесь понять его, и если не согласны с ним, то приведите аргументы, опровергающие его. Голословное отрицание парадоксального положения, как впрочем и пышное восхваление какого-либо авторитетного мнения, не подкрепленное надежными аргументами, существенно снижают ценность вашего ответа.

Скажем несколько слов об основных правилах грамотного мышления, выработанных на протяжении долгой истории человеческой мысли. Первая попытка дать систематический обзор таких правил была предпринята греческим философом Аристотелем. Среди них можно выделить принцип тождества, требующий от человека во время своих размышлений придерживаться определенного постоянства. Недопустимо по ходу размышлений изменять смысл того или иного термина, вместо ранее сформулированного тезиса переходить к другому. Принцип тождества гласит, что если вы выбрали какой-то предмет А, то на протяжении всего рассуждения он должен оставаться неизменным, тождественным самому себе. Другим важным принципом правильного мышления является принцип непротиворечия, запрещающий во время рассуждения высказывать положения, взаимно исключающие друг друга. Этот принцип также требует от размышляющего человека некоторого постоянства, последовательности и непротиворечивости, то что в обыденном языке называется логичностью рассуждений. Третьим важным принципом правильного мышления является принцип достаточного основания, сформулированный в XVII веке немецким мыслителем Готфридом Лейбницем, о котором мы с вами, не называя его так, фактически уже говорили. Этот принцип требует тщательного обоснования своей позиции, а не просто ее голословного постулирования. В области философии недостаточно сказать "Это мое мнение, и я его разделяю", стукнув при этом кулаком по столу для большей убедительности, она требует более весомых аргументов. Заметим, что в настоящее время этот принцип, как впрочем и ранее названные принципы тождества и непротиворечия, являются основополагающими для жизни любой культуры и пронизывают все сферы общественной жизни. Так, например, принцип достаточного основания лежит в основе судебной системы любого цивилизованного общества, представляющей собой публичное состязание прокурора и адвоката.

Четко и кратко основные правила грамотного мышления были сформулированы немецким философом Иммануилом Кантом в его поздней работе "Антропология с прагматической точки зрения". Во-первых, необходимо мыслить самому. Эта максима очень важна не только для Канта, но и составляет один из основных лейтмотивов целого периода в истории человеческой мысли, который может быть назван веком просвещения (более подробный анализ этой максимы дан в небольшой работе И.Канта "Что значит ориентироваться в мышлении?"). Этот принцип предполагает такое состояние человечества, которое уже выросло из "детских штанишек" и не может удовлетвориться прописными истинами, навязанными ему извне. Однако самостоятельное мышление должно подчиняться определенным условиям. Первое из них заключается в том, чтобы мысль не разрушала сама себя, или, как говорит Кант, необходимо мыслить всегда в согласии самим собой (отметим, что об этом мы уже говорили выше, когда обсуждали введенные Аристотелем принципы тождества и непротиворечия). Более того, помимо требования непротиворечивости, Кант водит и третью максимуму мышления. Необходимо мыслить так, чтобы быть способным смотреть на мыслимое как бы со стороны, глазами другого. В каком-то смысле эта максима является как бы более детальной разверткой высказанного выше суждения о том, что философия может существовать только на агоре, только в пространстве публичной дискуссии. Однако Кант усиливает это положение, требуя, чтобы даже мышление наедине с самим собой подчинялось правилам агора. Всегда, когда речь идет о мышлении, необходим внутренний диспут, необходимо взвешивать аргументы "за" и "против" и выбирать только тот тезис, который сможет принять и любой другой разумный человек.

Кантовские максимы мышления могут быть структурированы следующим образом. Максима о самосогласованности мысли, ее непротиворечивости является базовым, начальным условием мышления вообще. Без выполнения этих условий мысль просто не может состояться. Максима о самостоятельности мысли соответствует "подростковому" возрасту мысли, когда она, освоив начальные условия, впервые пробует свои силы, осуществляет первые самостоятельные попытки. Третья же максима Канта связана со "взрослым" состоянием человеческой мысли, когда она ощущает ответственность за свои результаты и ограничивает себя требованием всеобщности и самопроверки: не любая пришедшая в голову мысль имеет право на дальнейшее существование, прежде чем высказать ее, придай ей более безличный характер, посмотри и оцени ее как бы со стороны, - предупреждает Кант.

Из-за ограниченности во времени у меня нет возможности подробно развивать эту тему дальше. Поэтому позвольте Вас отослать к необходимой литературе. К классическим работам по культуре мышления можно отнести практически все диалоги Платона, без проработки которых просто нельзя считать себя культурным человеком, работу Аристотеля "О софистических опровержениях", трактаты французских мыслителей Рене Декарта "Рассуждение о методе" и Блеза Паскаля "О геометрическом уме и об искусстве убеждать", книгу самого Канта "Критику чистого разума", работу немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра "Эристическая диалектика". Доступно и увлекательно об этом рассказано в работе русского логика Сергея (Иннокентьевича) Поварнина "Спор. О теории и практике спора", включенной в список обязательной литературы при освоении курсов логики и философии.

Однако вернемся к разговору о философии, или, более точно, к сократовской постановке этого вопроса о том, в чем же заключается идея, сущность философии, какова природа феномена философии? Такая постановка вопроса может подобрать ключ к пониманию философии, которая имеет более 2500 летнюю историю своего существования.

Основная трудность, поджидающая здесь новичка, заключается в том, если выразиться образно, что за "деревьями не видно леса". По всей вероятности, вы уже слышали имена, а может быть и читали произведения, таких знаменитых философов как Будда, Конфуций, Лао-Цзы, Платон, Аристотель, Августин, Рене Декарт, Иммануил Кант, Карл Маркс, Фридрих Ницше, Владимир Соловьев, Мартин Хайдеггер. Уже этот список говорит о том, что существует огромное множество философских концепций и систем, и есть большое искушение вместо ответа на сократовский вопрос о природе философии, просто начать перечислять известные философские учения. Более того, многие учебные пособия по философии, структурируя свой материал внешне историческим образом и последовательно перечисляя существующие в истории философии концепции, не позволяют пробиться через "монблан" историко-философских фактов к пониманию сути философского знания. К настоящему времени накоплен огромный массив философских текстов, содержащий огромное разнообразие жанров. Среди философских текстов можно найти афоризмы, беседы, диалоги, письма, трактаты, романы, многотомные коллективные издания. Не менее разнообразна и стилистика этого текстуального массива. Здесь можно встретить и религиозно - мистические проповеди, и художественные произведения, являющиеся вершинами литературного творчества, и научные монографии. Есть ли четкие критерии отличения философского текста от литературного произведения или научной литературы? Видимо, нет. Среди самих исследователей, претендующих на принадлежность к корпусу философов, нет однозначного мнения о том, где проходит четкая граница этого массива. Более или менее общепринято, что ядро этого корпуса текстов составляют такие произведения классических мыслителей, как "Парменид" Платона, "Метафизика" Аристотеля, "Критика чистого разума" Канта. Однако, если практически все диалоги Платона рассматривают как философские тексты (более того, по мнению английского мыслителя ХХ века Альфреда Уайтхеда, вся европейская философия есть не что иное, как серия примечаний к диалогам Платона), то можно ли отнести к области философского исследования труд Аристотеля "Физика", физико-математические работы Рене Декарта или Готфрида Лейбница, памфлет Гегеля "Кто мыслит абстрактно?", сборник "Афоризмы житейской мудрости" Шопенгауэра, романы и пьесы Альбера Камю или Жан Поля Сартра?

С другой стороны, в рамках современного философского знания выделяется множество философских дисциплин, такие как онтология (учение о мире, бытие), гносеология или теория познания, философская антропология (учение о человеке), социальная философия (учение об обществе), аксиология - наука о ценностях, включающая в себя философскую этику (учение о морали) и эстетику (учение о прекрасном), и более специальные разделы философского знания, посвященные анализу различных социокультурных феноменов, например, например, философия права, философия и методология науки, философия техники, философия религии, философия искусства и т.п. И здесь также можно пойти по пути меноновского перечисления "видов" философии, вместо ответа на вопрос "что такое философия?". Как и в случае с историческим многообразием видов философствования, такое положение дел вполне приемлемо для профессионала, работающего в какой-либо области философского знания, но как быть человеку, который делает первые шаги в освоении философского знания?

Давайте попробуем, вслед за Сократом, совершить собственно философское "переключение" и задаться более собственно философским вопросом о том, а что же такое философия сама по себе?

Прежде всего, задумаемся над этим вопросом, т.е. попробуем не спешить с ответом, который можно почерпнуть, заглянув в какой-либо философский энциклопедический словарь, а хотя бы ненадолго прекратим свою привычную деятельность и "остановимся", точно так же как это случилось с сороконожкой, когда она задумалась о том, как же она ходит, и остановилась в недоумении. Представьте себе, что Вы застыли на месте с поднятой ногой. Долго в этом неудобном положении не простоишь, так и хочется опустить ногу и продолжить движение дальше. Однако иногда совершить такую остановку очень полезно, поскольку можно прервать опасный путь в пропасть. В каком-то очень важном и глубинном смысле пребывание в таком неудобном и странном положении "остановившейся сороконожки" поможет понять Вам, что такое философия, поскольку именно это состояние "остановки в удивлении", по мнению великих греческих мыслителей Платона и Аристотеля, "побуждает людей философствовать", является собственно философским состоянием.

Более того, для того, чтобы немного продлить это состояния удивления здесь даже можно прервать ненадолго прослушивание этой кассеты и постарайтесь сформулировать свой собственный ответ на вопрос о природе философии, который позже можно сравнить с позициями других авторов. Это тем более полезно, поскольку в качестве своего первого самостоятельного задания по курсу Вам рекомендуется дать развернутый письменный ответ на вопрос "Что такое философия?". Конечно, для выполнения этого задания вам необходимо проработать приводимую в методических указаниях по философии к этому заданию список литературы, однако начать выполнение этого задания попытайтесь с продумывания своей собственной позиции.

В размышлениях последующих философов эта характеристика философской деятельности как удивления получила свое дальнейшее развитие. Один из классиков философской мысли Нового времени, Рене Декарт, утверждал, что он может находиться в состоянии философского удивления всего лишь несколько часов в году. Введенный им принцип радикального сомнения, как раз и преследует цель достижения философской остановки, благодаря которой можно остановить "поток" догматического псевдомышления и расчистить место для собственной мысли. А основатель феноменологического направления в философии, Эдмунд Гуссерль, предложил в ХХ веке даже особую процедуру перехода в состояние философского "удивления", так называемую феноменологическую редукцию, с помощью которой человек может преодолеть естественную установку сознания и оказаться в некотором "подвешенном" состоянии, вытащив себя, как барон Мюнхгаузен, за волосы из "болота" своего привычного состояния. Один из учеников Гуссерля, не менее известный мыслитель ХХ века, Мартин Хайдеггер вторит своему учителю, когда говорит, что заниматься философией трудно, поскольку, "ее (философии) изначальная задача - делать вещи более трудными, более сложными". Представитель аналитической философии ХХ века, австрийский мыслитель Людвиг Витгенштейн, стоящий на другом, по отношению к феноменологии, полюсе современной философской мысли, удивительно сходным образом характеризует философскую деятельность, сравнивая ее с работой по кропотливому распутыванию клубка ниток, которая осложняется тем, что философ при этом должен не пропустить те узелки, которые сделали его предшественники. Согласно Витгенштейну, философская работа напоминает скорее деятельность врача-терапевта, а не хирургические методы разрубания проблемных "гордиевых узлов". Если попробовать дать общую характеристику этой области человеческого знания, то можно сравнить ее с кэролловской "страной чудес", в которой происходят странные с точки зрения здравого смысла приключения Алисы. Из более близких для нас ассоциаций можно вспомнить так называемую "зону" из философского фильма-притчи Андрея Тарковского "Сталкер". В этом фильме есть такой эпизод, когда герои фильма видят прямо перед собой конечную цель своего пути - особую комнату, в которой исполняются самые заветные желания, до нее не более ста-двухсот метров по цветущему лугу, на первый взгляд не представляющему никакой опасности, но в "зоне" не действуют законы привычного земного мира, и, поэтому, прямой путь невозможен. Единственно возможный путь к цели представляет собой кружную, запутанную и полную опасностей, дорогу, на которой один неверный шаг может привести к гибели идущих. Для того чтобы достичь цели, нужен специальный проводник - сталкер, который даже больше, чем его менее опытные путники, боится этого пути. Его прежний опыт пребывания в зоне не дает никаких гарантий на успех. Он знает только то, что пройти этот путь можно только, если идущий, путем особого усилия, сумеет собраться силами и изменит привычное состояние своей души. Именно этому он и учит своих неискушенных в причудах "зоны" спутников. Если угодно, то философ, является таким сталкером, а "зоной" философского знания является не менее загадочный и завораживающий мир - мир мысли, у которого есть свои особые законы, которые нужно освоить.

Попробую продемонстрировать "странность" и захватывающую притягательность мира мысли на одном примере, взятым из наследия мыслителя эпохи Возрождения Николая Кузанского. В своей работе "Об ученом незнании" этот философ высказывает парадоксальное утверждение о совпадении максимума и минимума, которое на первый взгляд совершенно противоречит здравому смыслу, по крайней мере, у меня во время освоения философского знания оно никак не укладывалось в голове. Как могут совпадать максимум, как что-то большое, с минимумом, как чем-то малым? Как могут совпадать большое и малое, например, большой слон и маленькая мышь? Наш повседневный опыт подсказывает что на уровне привычных вещей такого совпадения просто не может быть. Однако в области микро- или макромира, в области сверхбольших, близких к скорости света скоростей повседневный опыт служит ненадежной опорой и его привычные образы могут привести к заблуждениям. Также обстоит дело и области абстрактного, с которым работает философия. Большая вещь, конечно же, не совпадает с маленькой, но как обстоит дело со сверхбольшой вещью, с абсолютно большой вещью, с абсолютным максимумом?

Прежде чем воспроизвести ответ Николая из Кузы на этот вопрос, воспользуюсь аналогией из области современной физики, которая нам, живущим в ХХ веке, уже не кажется столь парадоксальной. Это даст ключ к пониманию мысли Кузанского. В специальной теории относительности вводится постулат о невозможности превышения скорости света, и, тем самым, скорость света объявляется аналогом абсолютного максимума в области скоростей. Скорость света является максимумом, который нельзя превысить. На первый взгляд это утверждение вполне укладывается в рамки здравого смысла, но как только дело доходит извлечения следствий из этого положения, то обнаруживается его парадоксальный, не совместимый с опытом здравого рассудка, характер. В частности в области больших скоростей перестает "работать" такой привычный и понятный нам закон сложения скоростей, справедливый в области низких скоростей. Мы привыкли к тому, что если движущееся тело подтолкнуть, то оно будет двигаться еще быстрее, в зависимости от приложенного нами усилия. Но как быть, если тело уже движется с очень большой скоростью, например, с максимально возможной скоростью света? Ответ парадоксален, поскольку в силу постулирования абсолютности скорости света, скорость тела движущегося со скоростью света увеличить нельзя. Причем, как оказалось, это не единственное парадоксальное следствие, не укладывающееся на протяжении нескольких десятилетий начала ХХ века в рамки обыденного рассудка, которое вытекает из постулатов специальной теории относительности.

Приведенный пример, я думаю, несколько подготовил почву для понимания последующего анализа, который, подчеркнем это еще раз, был проведен задолго до создания специальной теории относительности в XV веке. Вполне возможно, как это было со скоростью света, для абсолютного максимума не будут соблюдаться законы, верные для вещей привычного чувственного опыта. Безукоризненный анализ Николая Кузанского подтверждает это. Вот что он пишет в главе 4 книги 1:

"Абсолютный максимум пребывает в полной актуальности, будучи всем, чем он может быть, и по той же причине, по какой он не может быть больше, он не может быть и меньше: ведь он есть все то, что может существовать. Но то, меньше чего не может быть ничего, есть минимум. Значит, раз максимум таков, как сказано, он очевидным образом совпадает с минимумом".

Парадоксальный тезис и начальная аргументация приведены. Далее Кузанский проводит своеобразный "мысленный эксперимент", подтверждающий выдвинутый тезис. Эта часть рассуждения замечательна тем, что из нее можно извлечь представление о ходе мысли, который, как правило, скрыт и самими мыслителями четко не эксплицируется:

"Все это для тебя прояснится, если представишь максимум и минимумом в количественном определении. Максимальное количество максимально велико, минимальное количество максимально мало; освободи теперь максимум и минимум от количества, вынеся мысленно за скобки "велико" и "мало", и ясно увидишь совпадение максимума и минимума: максимум превосходит все и минимум тоже превосходит все; абсолютное количество не более максимально, чем минимально, потому что максимум его есть через совпадение вместе и минимум" ["Об ученом незнании", cтр. 54].

Странное утверждение, не правда ли?

Дадим небольшой комментарий к этому рассуждению. Анализ мыслителя начинается с того, что в абсолютном максимуме выделяются две близкие, но тем не менее различные идеи, которые в рамках обыденного рассудка тесны переплелись между собой, зацеплены друг за друга. С одной стороны, это идея максимальности сама по себе, идея абсолютности, превосходной степени, а, с другой стороны, это идея большого, максимального количества, идея количественности сама по себе. Следующий шаг анализа заключается в том, что эти сходные в обыденном рассудке идеи "расцепляются" и анализируются отдельно друг от друга. Вернее, более тщательному анализу подвергается идея "максимальности" сама по себе, которая оказывается неотличимой от идеи "минимальности" самой по себе. Это связано с тем, что, если отвлечься от идеи количества, то и максимальность и минимальность являются разновидностями одной и той же идеи "абсолютности", превосходной степени, "чистого" максимума.

Давайте здесь опять немного прервем наш разговор для Вашей самостоятельной работы.

Попробуйте еще раз прослушать рассуждение самого Кузанца и "прокрутить" его "мысленный эксперимент" в своей голове. Согласны ли Вы с его тезисом и аргументами, или Вы сумели заметить какие-то неточности анализа?

Продолжим наш разговор о природе философского знания.

Учиться философии - это, прежде всего, учиться мыслить, учиться уму. Конечно, этому учат и литература, и искусство, и наука, но задача философии - научить человека ориентироваться в стране мысли, подготовить его к собственной мыслительной деятельности, дать ему необходимую для этого интеллектуальную оснастку. Не случайно философию соотносят с мудростью, поскольку именно она учит грамотному мышлению, научает "уму".

На первый взгляд может показаться, что умение грамотно мыслить есть некоторый непосредственный навык, данный человеку чуть ли не с самого рождения. Однако это не так. Попробую пояснить свою мысль чуть более подробно. В современной французской литературе есть такой образ - "волосы ума". Представьте себе, что у Вас есть волосы, которые растут не наружу, а внутрь головы. Этакий спутанный клубок. Так вот задача философии заключается в том, чтобы привести в порядок, расчистить эту непроходимую чащу, проложить в ней некоторые просеки, по которым можно ходить.

Мысль (ум) - есть некоторое "мерцающее" образование, для поддержания которого необходимы особые условия.

Прежде всего, как и для поддержания жизни любого живого образования, для мысли необходимы "внешние" благоприятные условия, без которых мир мысли прекратит свое существование. К таким условиям надо отнести классические философские тексты, которые прошли через суровое сито истории и образуют своего рода "культурную атмосферу" мира мысли. Обратите внимание, что здесь идет речь о философских текстах, а не об учебниках или справочной литературе по философии. Это связано с тем, что любой учебник по философии напоминает скорее путеводитель, только указывающий на достопримечательности страны мысли. Для того, чтобы увидеть их "красоту", необходимо оторваться от путеводителя и начать свое путешествие, т.е. самостоятельно читать первоисточники, философскую классику, например, уже упоминавшиеся диалоги Платона, составляющие "золотой фонд" философии. Философия в этом плане напоминает литературу или искусство, поскольку никакой учебник по философии не заменит чтения "подлинного" Платона, как не может заменить учебник литературы - подлинных текстов Пушкина, а искусствоведческое описание - наслаждения, доставляемого рассмотрением картин Рембрандта. Не все такие тексты легки для понимания. Однако без этого освоить философию невозможно. Самостоятельная проработка философских текстов - единственно возможный путь приобщения к философской мудрости .

Отметим еще одно очень важное условие, без которого освоить философию невозможно. Это условие, конечно же значимо и в остальных областях знания, поскольку и они являются составными частями обширного мира мысли, однако в области философии роль этого условия чрезвычайно высока. Речь идет о том, для освоения философии мало просто читать, слушать и запоминать. Энциклопедическая ученость, эрудиция - это еще не мышление, вернее это одно из необходимых, но недостаточных условий мышления. Уже Гераклит, один из первых греческих философов, утверждал, что многознание уму не научает. Ему вторит Кант, когда пишет в одном из своих писем, что "одно многознание есть циклопическая ученость, которой не достает глаза философии" (помните, выше мы уже отмечали, что Кант придавал очень большое значение самостоятельности мышления). Освоить мысль можно только одним способом - самому проделать мыслительное усилие, точно также, как нельзя научиться плавать сидя на берегу. Словесная запись мысли в книге или учебнике - еще не мысль, как не является музыкой нотная запись музыкального произведения. Мысль, как и музыка, существует только в момент исполнения, а для ее исполнения необходимо иметь соответствующие навыки и технику, нарастить необходимые для этого "мускулы" мысли. Это можно сделать только одним способом - путем "тренировки" этих своих мыслительных "мускулов". Сходство мысли с музыкой не случайно, поскольку мысль имеет "мерцающий" способ бытия. Мысль не является вещью, которую можно, один раз добыв, положить в карман или хранить в памяти. Мысль, как это уже отмечалось, возникает только в момент исполнения. Французскому писателю Антуану де Сент-Экзюпери принадлежит следующий афоризм: "храбрым надо быть заново". Это утверждение в полной мере относится к любому другому сознательному феномену. Мыслить нужно каждый раз заново, и одна удавшаяся попытка мышления, еще не гарантирует повторения этого сознательного акта в будущем. Точно также не существует какого-либо учебника, прочитав который человек без собственных усилий, автоматически становится добродетельным, мужественным или умным. Этим ситуация в области философского знания коренным образом отличается от положения вещей в других науках. Совершив понимательное усилие и освоив учебник геометрии или физики, мы можем утверждать, что знаем эти области знания. Для освоения философского знания этого явно недостаточно.

Требование научения уму связано с тем, что мышление человека есть некоторое надпсихическое образование, а сам человек является не только биологическим животным, но и "логосным", сознательным существом. Хотел бы обратить Ваше внимание на характеристику мышления как некоторого надпсихического феномена, которая в данном случае подчеркивает принципиальное отличие мышления человека от психики высших животных, несводимость сознания человека к физиологическим процессам, происходящим в его мозгу. Как сказал один из зоопсихологов начала ХХ века Владимир Вагнер в ответ засилье физиологических методов в психологии Ивана Павлова: "Физиология, которая хочет проникнуть в душу человека посредством собачьей слюнной железы, идет по неверному пути". Достаточно ярко эту специфику человеческого сознания выразил в своем ответе сказочный герой Винни-Пух, который на вопрос: "Как же ты можешь думать, Винни, - ведь у тебя нет мозгов", подумав, ответил: "А разве думают мозгами!". Постараюсь кратко обосновать этот замечательный ответ сказочного персонажа, который очень четко выразил суть дела.

Для этого немного переформулирую свой тезис и представлю его в следующем виде. Основным механизмом биологической жизни является геном и нервная система, основным механизмом психической жизни высших животных - инстинктивное поведение. Сознание, в отличие от генома и инстинкта, является особым "органом" человеческой психики, с которым связан феномен свободы воли и который лежит в основе человеческой культуры. Причем, если биологическая жизнь является некоторой надстройкой над неживой природой, а психика - над биосистемами, то сознание человека является некоторой надстройкой над его психофизиологической природой, и точно также, как для поддержания биологической жизни необходимо наличие определенных условий преодолевающих "энтропийные" процессы предшествующего уровня, так и для поддержания сознательной составляющей человека необходимо постулировать особые "культурные машины", преодолевающий энтропийный характер психофизиологических процессов. Поясним вышесказанное на нескольких примерах. Возьмем человеческий (сознательный) феномен любви в его отличии от психофизиологического состояния влюбленности. Является ли любовь чисто психофизиологическим состоянием? Очевидно, что нет, поскольку наша физиология (биология) не может гарантировать нам постоянства этого чувства. Однако когда мы говорим о любви, то подразумеваем не сиюминутно увлечение, с которым можно соотнести симпатию или влюбленность, а более или менее стабильное состояние человека. Видимо, здесь срабатывает точно такой же механизм, как и в случае с вниманием, которое не может быть надолго приковано к одному месту, и постоянно стремиться найти себе новый, более интересный объект. Достаточно метко подобный механизм внимания зафиксировал первопроходец такого вида искусства ХХ века как кино, советский режиссер Сергей Эйзенштейн, назвав его "обезьяньей логикой" (см. рассказ под этим названием в его автобиографической книге). С этой точки зрения, психическое чувство влюбленности также подчиняется колебаниям механизма "обезьяньей логики". Но человек способен концентрировать свое внимание на чем-то одном, а "сознательная" надстройка человека позволяет "сгладить" спады психофизиологической влюбленности. Этот пример подтверждает тезис о том, что у человека действуют особые механизмы - механизмы сознания, препятствующие "рассеиванию" физиологических ощущений и, вследствие этого, превращающие психофизиологические состояния в собственно человеческие чувства.

Есть ли зачатки таких механизмов у животных? Безусловно, да. Точно также, как мы можем найти зачатки нервной системы в неживой природе, а инстинктивного поведения на самом примитивном уровне жизни. Но в данном случае важно понять, что мы обсуждаем не проблему сходства - различия человека и животных, а проблему принципиального отличия сознательного антиэнтропийного механизма от психофизиологического механизма инстинкта.

Попробую более четко зафиксировать специфику сознания в его отличии от психофизиологических механизмов на более доступном примере. Давайте проанализируем сознательный феномен видения дома. Я смотрю в окно и фиксирую результат этого смотрения фразой "Я вижу дом". Если я спрошу Вас: почему Вы видите дом?, то вы наверняка сошлетесь на наличие у человека особого органа восприятия - глаза, с помощью которого вы воспринимаете световые лучи, отражаемого от объекта, называемого домом. Однако, можно ли сказать, что феномен видения дома является чисто психофизиологическим актом? можно ли сказать, что изображение дома фиксируется на сетчатке нашего глаза точно также, как там фиксируется яркая вспышка света? (в данном случае, восприятие светового пятна, отражающего яркую вспышку света, может служить аналогом чисто психофизиологического процесса) Если быть более точным, то непосредственный акт восприятия, т.е. то, что вы воспринимаете непосредственно в данный момент времени и пространства, надо было бы описать примерно так: я смотрю на предмет прямоугольного размера, и содержащий в себе ряд вложенных небольших прямоугольных отверстий и чуть больших нижних прямоугольных ниш. Узнаете, что за этим не совсем привычным описанием скрывается описание только что увиденного дома, его окон и дверей. Однако приведенное выше феноменологическое описание можно превратить в обычное описание при выполнении одного существенного условия: если вы уже до этого акта восприятия знали о домах, окнах и дверях, и сейчас узнаете в увиденных Вами прямоугольниках дом, окна и двери. Тем самым, можно ввести различие между психофизиологическим актом восприятия, основанном на непосредственных чувственных (в данном случае зрительных) ощущениях, и сознательным актом, который опосредован имеющимся у индивида знанием. Прекрасную иллюстрация этого различения можно найти у поэта Даниила Хармса в стихотворении "Что это было?", в котором поэт удивленно спрашивает, что это за существа, которые к ногам могут приделывать дощечки и крючки для передвижения по льду и снегу:

Вернемся к анализу феномена видения дома. Указание на наличие у человека глаза и механизмов "смотрения" не является ответом на поставленный вопрос о сознательном механизме "видения" дома, а скорее описывает психофизиологический механизм феноменологического восприятия того, что мы позже, после сознательной обработки, называем соответственно домом, окнами, дверью, поскольку данный ответ лишь фиксирует наличие у человека физиологического органа восприятия светового потока, каким и является глаз, однако оставляет совершенно в стороне вопрос о том, почему в результате восприятия этого светового потока образуется некая "картинка" или "образ", называемый домом (соответственно, "образ" окна или двери).

Предложенный мной чуть выше ответ на этот вопрос таков: феномен видения является не чем иным, как узнаванием в непосредственно воспринимаемом имеющегося у нас знания о доме, окнах и дверях. Психофизиологический акт "смотрения" запускает последующий сознательный акт, в результате которого образуется "образ", например, дома.

Однако и этот ответ не является исчерпывающим, поскольку здесь непроясненным остался вопрос о том, откуда у человека берется знание о домах и прочих вещах, на которые мы смотрим. Заметим, что мы не можем сослаться на наш непосредственный чувственный опыт, поскольку мы постулировали знание о доме как то, что предшествует данному непосредственному опыту и, более того, именно оно позволяет его структурировать. В этом смысле, даже данное выше феноменологическое описание с использованием термина прямоугольника не совсем корректно, поскольку также основывается на менее конкретном, но тем не менее уже данным заранее, до-опытном, априорном в терминологии Канта, знании о прямоугольниках. Не помогает здесь ссылка на то, что это знание мы получили в результате научения от родителей или в школе, поскольку здесь ставится более принципиальный вопрос о механизме образования знания вообще у человека, например, у первого человека, которого никто не мог научить какому-либо знанию.

На первый взгляд, кажется, что эту проблему можно решить ссылкой на предшествующий опыт. Ранее мы видели дома, и поэтому сейчас воспринимая что-то похоже на дом, мы соотносим его именно с домом. Однако эта ссылка на предшествующий опыт не оправдывает себя, поскольку оказывается, что никогда и нигде, ни в каком психофизиологическом, чувственном опыте дом как нечто целое мы увидеть не могли. Вот что пишет по этому поводу Мераб Мамардашвили: "Допустим, что мы видим дом. Но если мы вдумаемся, видим ли мы его в действительности, то окажется, что не видим. То есть мы можем видеть всякий раз лишь какую-то часть дома, в зависимости от выбора точки наблюдения. Это может быть его крыша, та или иная стена, двери и т.д.". Продолжая эту линию аргументации, можно сказать, что дом целиком никогда, ни в каком возможном опыте не дан нашему глазу, поскольку в силу нашей ограниченности, локализованности в пространстве мы можем наблюдать всякий раз лишь какую-то часть объекта восприятия, но не объект целиком. Причем это справедливо для любого другого "объемного" (трехмерного) предмета, независимо от его размеров. Не спасает здесь и указание на то, что "картинка" предмета формируется нами благодаря синтезу, объединению различных проекций предмета с разных точек наблюдения, поскольку для подобного синтеза разных точек зрения у нас уже должно быть знание о том, что мы наблюдаем один и тот же объект. Подтверждением этого может служить известная индийская притча о мудрецах, которых с завязанными глазами подвели к разным частям слона, дав им потрогать соответственно хобот, бивень, хвост, ногу слона, а потом изменили их местоположение, и попросили ответить на вопрос о сходстве нового объекта со старым, на который, разумеется, был дан отрицательный ответ, поскольку бивень слона по своим тактильным ощущениям не имеет ничего общего, например, с его хвостом.

Эта притча является прекрасной иллюстрацией акта чисто психофизиологического процесса восприятия, без привлечения опосредованных сознательных процедур. А даже самый простой акт видения дома, как можно видеть из нашего анализа, представляет собой процесс сознательного опосредования чувственных данных, т.е. требует для своего объяснения постулирования особых внеопытных, внеприродных надбиологических оснований. Поиском и исследованием таких оснований, которые могут быть также названы кантовским термином трансцендентальные условия возможности какого-либо феномена и занимается философия, которая в этом случае выступает как метафизика, в противоположность физике в широком смысле этого слова, которая исследует только природные основания явлений. В нашем случае к одному из таких оснований или к одному из трансцендентальных условий феномена видения дома надо отнести знание "идеи" дома, которая позволяет структурировать опытные частные данные в некоторую целостную "картинку" дома.

Давайте здесь прервем наш разговор для очередного достаточно сложного самостоятельного задания. Проведенное выше, обсуждение механизма сознательного видения в его отличии от психофизиологического процесса смотрения, выявило одну из интереснейших собственно философских проблем, имеющих длительную историю. Эту проблему можно сформулировать так: каким образом образуется знание, которое мы знаем, если оно в принципе не может быть получено опытным путем?

Попробуйте дать собственное решение этой проблемы. Сравните свое решение с известными в истории философии концепциями познания, к которым можно отнести концепцию "истечения видиков" Демокрита, концепцию "припоминания" Платона, концепцию априорных форм Канта, материалистическую концепцию отражения. Как вы думаете, к какой из перечисленных концепций наиболее близко Ваше решение? Какие еще концепции познания в истории философии можно выделить?

Вернемся к нашему различению психофизиологических и сознательных актов. Одна из возможных трудностей понимания изложенного выше связана с тем, что нам, сознательным существам, трудно представить себе какой-либо другой способ восприятия вещей. Для нас он кажется настолько само собой разумеющимся, что мы считаем этот способ восприятия единственно возможным, и протекающим как бы естественно, без привлечения сложных механизмов. Однако это впечатление обманчиво. Видимо, здесь дело обстоит точно также, как и в случае с живой природой, которая сразу же после своего возникновения начинает формировать комфортную для себя среду обитания. Рост дерева в условиях существующей атмосферы не требует постулирования каких-либо дополнительных условий, однако для того, чтобы эти процессы стали проходить как бы естественно, необходимо было произвести целую природную революцию и сформировать благоприятную для поддержания жизни азотно-кислородную атмосферу, которой до этого не было. Продолжая аналогию, можно было бы сказать, что в сознании современного человека действуют некоторые "культурные машины", сформированные ранее и уже неосознаваемые теперь индивидуумом "сцепления сознания", которые обеспечивают необходимый автоматизм восприятия, например, "картинки" дома. Кратко поясню эту мысль.

При включении персонального компьютера через несколько секунд на экране появляются две голубых таблицы Norton Commander (или заставка Windows). Для начинающих пользователей именно с этого и начинается собственно работа ЭВМ, однако на самом деле появление этих заставок - не изначальное состояние машины, а результат предварительного исполнения при включении ЭВМ программы autoexec.bat, при выполнении которой в оперативную память компьютера загружаются скрытые (резидентные) программы, что и обеспечивает последующий комфортный режим работы машины для пользователя. Точно так же и возникающая у нас картинка "дома" является не началом обработки поступающего на нервные окончания глаза светового потока, а представляет собой достаточно сложный результат предшествующего выполнения своего рода мыслительного autoexecа, т.е. ряда уже совершенных в истории развития человека "сцеплений" сознания и, в силу этого, уже неосознаваемых мыслительных процедур.

В работе современного чилийского ученого, Умберто Матураны, (работа называется "Биология познания" и опубликована в сборнике переводных работ под названием "Язык и интеллект") для пояснения различия между биологическим и сознательным механизмами приводится следующий пример. "Предположим, -говорит Матурана (я цитирую)-, что нам необходимо построить два дома. С этой целью мы нанимаем две группы рабочих по тринадцать человек в каждой. Одного из рабочих первой группы мы назначаем руководителем и даем ему книгу, в которой содержатся все планы дома со стандартными схемами расположения стен, водопроводных труб, электрических проводов, окон и т.д., а, кроме того, несколько изображений дома в перспективе. Рабочие изучают эти планы и по указаниям руководителя строят дом, непрерывно приближаясь к конечному состоянию, которое определено описанием.

Во второй группе руководителя мы не назначаем, а расставляем рабочих, определяя для каждого исходное положение на рабочем участке, и даем каждому из них одинаковую книгу, в которой содержатся указания относительно ближайшего пространства вокруг него. В этих указаниях нет таких слов, как дом, трубы, окна, в них нет также ни планов, ни чертежей дома, который предстоит построить. Эти указания, касающееся только того, что рабочий должен делать, находясь в различных положениях и в различных отношениях, в которых он оказывается по мере того, как его положение и отношения изменяются. Хотя все книги одинаковы, рабочие вычитывают из них и применяют различные указания потому, что они начинают свою работу, находясь в разных положениях, и движутся после этого по разным траекториям изменения. Конечный результат в обоих случаях будет один и тот же, а именно - [построенный] дом". - конец цитаты.

Как отмечает Матурана, второй способ соответствует биологическому механизму генома и нервной системы, который может быть соотнесен с некоторой алгоритмической процедурой, успешно реализуемой на современных электронно-вычислительной машине. К отличительным чертам этого механизма надо отнести его безусловную эффективность, которая достигается за жесткой детерминации локальных действий. Отметим также, что случайный сбой на каком-либо шаге процедуры приводит к фатальной неудаче, поскольку здесь нет механизма корректировки ошибок. После ошибки действие алгоритма (действия рабочих) вполне возможно будут продолжаться и даже вполне возможно алгоритм завершит свою работу, но конечный результат будет сильно отличаться от первоначальной цели строительства, поскольку хоть какого-либо представления о конечной цели строительства у рабочих этой группы, в отличие от стороннего наблюдателя, просто нет.

Первый способ строительства дома, опирающийся на предварительное знание "картинок" дома, окна, трубы... присущ сознательным системам, к которым относится и человек. Тем самым, любое действие опосредуется предшествующим этому действию описанием, или "идеей", которое находится во "внутреннем" плане действователя (строителя в данном случае, или человека в общей случае), фиксируется его самосознанием. Этот способ в общем случае менее эффективен, так как здесь нет жестких и эффективных процедурных инструкций. Вместо того, чтобы дать процедурную команду типа "Подай", выраженную глаголом, с указанием на конкретный предмет, строителю в данном случае говорят некоторое декларативное описание типа "Кирпич" (выраженную именем существительным), не конкретизируя выполняемую процедуру, связанную с этим предметным описанием. Более того, в этом случае вполне может быть нарушена необходимая технологическая цепочка и будет построен дом со множеством недостатков, что сплошь и рядом наблюдается в повседневной жизни. Однако у этого способа есть одно важное преимущество, а именно практическая невозможность фатальной ошибки, приводящая к тому, что дом не будет построен. В силу того, что у действователя есть понимание конечной цели цепочки действий появляется возможность корректировки ошибок. Можно сказать, что системы этого типа обладают двумя замечательными свойствами. С одной стороны, у этих систем появляется свобода воли, которая состоит в том, что действователь (человек) может изменять в определенных пределах последовательность и содержание своих действий. Человек не связан жесткой процедурной инструкцией, он, как сознательное существо, не является алгоритмическим автоматом. С другой стороны, у систем такого типа появляется новый тип детерминации, отсутствующий в жестких алгоритмических системах. Речь идет о так называемой целевой детерминации. Суть этого феномена проста. На действия человека оказывает влияние не только обычные причины, предшествующие во времени его действиям, но и целевая причина, как бы находящаяся в будущем; его поведение детерминируется не только цепочкой предшествующих событий, но и находящейся в его самосознании "картинкой" конечной цели его действий. Его конкретное действие определяется не только тем, что он как исполнитель выполняет ту или иную локальную операцию, не задумываясь о сути происходящего, но и тем, что он строит именно дом.

В этой связи можно вспомнить притчу о строителях храма, один из которых, на вопрос "что он делает?", ответил - что возит тачку с песком, другой ответил - что зарабатывает на кусок хлеба, а третий сказал - что строит храм. Биологический геном "работает" как первый из строителей храма, инстинктивный механизм - "поднимается" в лучшем случае до уровня второго строителя, а человеческое сознание, обладающее свободой воли и целесообразностью (целевой причинностью), способно стать третьим из опрошенных строителей храма. Однако, подчеркнем это еще раз, имеющаяся у человека возможность сознания не реализуется автоматически, для этого необходимо в процессе научения "уму" освоить технику мыслительной работы, которую дает освоение философских текстов, и приложить собственное мыслительное усилие, желание которого возникает только в состоянии философского "удивления".

Возвращаясь к поставленному ранее основному вопросу нашего разговора о природе философского знания, можно сказать, что рождение философии как раз и связано с появлением собственно человеческого сознания в современном понимании этого слова.

Философия как феномен общественной жизни, как социокультурное явление возникает в VI веке до н.э., причем фактически это происходит практически одновременно в трех очагах древней цивилизации, а именно: в Древней Греции, Индии, Китае. В это время разными людьми независимо были выполнены определенные акты, которые в дальнейшем были названы философскими. Общность генезиса не исключала своеобразия путей формирования философского знания.

Так, в древней Индии этот путь пролегал через оппозицию древнему ведийскому ритуалу, получившему свое теоретическое осмысление в системах брахманизма, и был связан с именами Гаутамы Шакьямуни - Будды - основателя буддизма, и Махавири Вардхаманы - основателя джайнизма. В центре внимания первых философов Индии оказалась проблема Человека, его психики и сознания.

В древнем Китае философская мысль в качестве своей отправной точки взяла древние китайские мифы о происхождении мира и гадательный текст "И цзин" ("Книга перемен"). Рождение философской мысли Китая связано с именами Конфуция, основателя первой философской системы в Китае, и даосского мудреца Лао-Цзы. Более суровые климатические условия Китая и тесная привязка его рисового земледелия к поймам рек, с чем связана потенциальная опасность гибели урожая и людей из-за частых наводнений, сосредоточили размышления китайских философов на проблематике построения и поддержания устойчивой социальной системы в противовес непредсказуемой и плохо управляемой природной стихии. Тем самым, в центре внимания философской мысли Китая стоит проблема Социума.

В древней Греции, может быть в силу большей социально-политической раздробленности, эти философские акты более многочисленны. Здесь можно привести имена Фалеса, Анаксагора, Анаксимандра, Анаксимена, Гераклита, Пифагора, Парменида. Здесь философская мысль отталкивается и противопоставляет себя прежде всего мифологической космогонической традиции, зафиксированной на позднем этапе своего развития, например, в поэмах Гомера и Гесиода.

Центр притяжения размышлений греческих мыслителей, в отличие от Индии и Китая, - проблема упорядоченности сущего, Универсума, Космоса. Проблематика человеческой психики и социума занимают на первых порах здесь подчиненное значение. Вследствие этого, философская мысль здесь не приобретает религиозной или идеологической окраски, как это случилось на древнем Востоке, более разнообразна и разработана. Поэтому дальнейшее развитие философии связано именно с философской традицией античной Греции, на которую мы и будем ориентироваться в нашем дальнейшем разговоре.

Однако, несмотря на специфику предмета философских размышлений в разных регионах, мне здесь хотелось бы зафиксировать несомненную общность генезиса философии.

Опять ненадолго прервем лекционную часть для самостоятельного задание, которое может быть сформулировано так. Фактически выше был высказан тезис об одновременности возникновения философии в разных регионах земного шара. Согласны ли Вы с ним, т.е. с тем, что появившиеся примерно в одно и то же время в VI веке до н.э. теоретические воззрения в древней Греции, Индии и Китае на самом деле принадлежат к одному и тому же типу философских размышлений с той лишь разницей, что философы древней Греции в центр своих исследований ставили Природу, философы Индии - Человека (его сознание), а философы Китая - Социум (или же воззрения мыслителей древней Греции, Индии и Китая сходны только по времени возникновения?)? Согласны ли Вы с вышеприведенной во второй части вопроса общей характеристикой античной, древнеиндийской и древнекитайской философии (приведите Ваши аргументы "за" и "против")? Есть ли принципиальное различие между философским и мифологическим типом воззрения на мир?

Тем самым, в VI веке до н.э. прерывается многовековая мифологическая традиция и появляется нечто новое, некий самостоятельный акт мышления, в котором мы не чувствуем какой-либо ритуальной или священной окраски, не можем отнести ее к мифу или ритуалу, а относим к автономной теоретической мысли, называя эту мысль философией или мудростью. Философия возникает на фоне традиции Мифа и из Мифа, однако рождение философии представляет собой некоторый перерыв прежней мифологической традиции, своеобразную интеллектуальную революцию.

Отмеченное выше противостояние между философией и мифом можно зафиксировать на внешнем уровне. Во-первых, сами первые философы в той или иной форме противопоставляли себя и свой род занятий прежнему мифологическому способу мышления, например в текстах Платона постоянным нападкам подвергаются поэты, как идеологи мифологического мышления, в ответ на что традиционное общество подвергало преследованиям философов, как носителей нового мышления. Показателен в этом отношении первый диалог Платона "Апология Сократа", в котором описывается судебный процесс над одним из первых мыслителей древней Греции - Сократом, который имеет явно идеологический характер. Главные пункты обвинения Сократа выглядят так: "духовное" развращение молодежи и непризнание старых богов и божественных ритуалов. Более того, этот процесс заканчивается трагично для 70-летноего Сократа, которого демократическое афинское собрание приговорило к смертной казне. Впрочем, и впоследствии свободная и раскованная от всяческих догм, кроме догмы о необходимости грамотного мышления, философская мысль нередко подвергалась преследованиям. С другой стороны, в тех же диалогах Платона можно найти резкую критику поэтов, что как связано с тем, что поэты представляли старый мифологический тип мышления. Во-вторых, философская мысль имеет имя: она индивидуальна и датируема. Мифологическая же традиция безымянна, у мифов нет конкретных авторов, любой миф представляет собой плод коллективного творчества нескольких поколений, каждое из которых вносит в первоначальный миф свои коррективы. В-третьих, однажды возникнув, философия порождает свою собственную традицию, и начинает оформляться в виде каких-то социальных форм, так называемых школ. Скажем, был Пифагор, который организовал свой пифагорейский союз; был Сократ и его ученики; в случае Платона - появилась знаменитая платоновская Академия, в случае Аристотеля - Лицей и т.д. Или, например, Будда. Вы знаете, что и сегодня существует многочисленная буддийская община, которая значительно расширила географию своего влияния со времен древней Индии. А одна из первых философских систем древнего Китая- конфуцианство, добившееся во II веке до н.э. статуса государственной идеологии, сумело поддерживать его на протяжении более двух тысяч лет вплоть до начала ХХ века, и сохранило свое значительное влияние в интеллектуальной жизни китайского общества, вплоть до китайской "культурной революции" 60-ых годов.

Значит, возникают определенные социальные формы, внутри которых в виде традиции существует уже не миф, не религиозный или магический ритуал, а философия. То есть определенный тип размышления, определенный тип текста, передаваемый другим, комментируемого другими и составляющего их занятия и призвание. Более того, именно в лоне философии возникают и множатся такие жанры поддержания культурной традиции как дискуссия, диалог, проповедь, лекция, учебник, характерные для классического образования. Из философской традиции в Новое время выделяется, а, позже обособляется и противопоставляется такой феномен общественной жизни как наука. Отметим, что и в современном обществе философская традиция достаточно устойчива, в частности философия как учебная дисциплина является обязательным компонентом государственного образовательного стандарта высшей школы, а сам факт этой лекции, записанной на аудиокассете и представленной в Интернете - является свидетельством развития жанрового разнообразия философской традиции.

Можно ли за этим "внешним" культурологическим анализом, зафиксировавшим отличие возникшей Философии от предшествующего Мифа, найти некоторое глубинное, принципиальное различие между этими социокультурными феноменами? Я думаю, что да. Таким краеугольным камнем, отличающим философию от предшествующей тысячелетней традиции, является изменение типа и структуры мыслительного акта, которое ранее было мной обозначено как появление собственно сознания. Еще раз подчеркну что под термином сознание, в отличие от психики человека, здесь подразумевается появление принципиально нового надпсихического механизма мыслительной деятельности, сменяющего предшествующие механизмы мифологического мышления.

О чем в данном случае идет речь? Если попробовать кратко охарактеризовать парадигму мифологического способа организации мыслительной деятельности, тип мышления первобытного человека, то можно сказать, что она основывается на неразличении субъективного и объективного, "внутреннего" мира Человека и "внешнего" мира Природы, фантазии и реальности, сна и яви.

Это связано, отчасти, и с тем, что язык древнего человека, его понятийная структура находится пока в зачаточном состоянии. Поэтому первобытное мышление не обладает достаточным набором средств для выражения сложных отношений действительности. Представьте, что вы хотите на языке Эллочки-людоедки, персонажа из известной повести Ильи Ильфа и Евгения Петрова "Двенадцать стульев", состоящем из не более десятка слов, выразить какое-нибудь сложное явление из области квантовой механики. Из-за бедности имеющихся у него выразительных средств, древний человек очень часто обозначал одним словом огромное поле однородных объектов, тем самым, не смешивая их и, следовательно, существенно огрубляя действительность. В каком-то смысле этот уровень развития языка и мышления изоморфен ситуации неразвитости понятийного аппарата той или иной области знания, или неразвитости языка детского мышления. Крупный российский нейропсихолог Александр Лурия в своей книге "Язык и сознание" приводит следующий пример: ребенок одним словом "тпру" называет и сам предмет - игрушку лошадку, и действия с этим предметом (покататься на лошадке), и свое желание потрогать эту игрушку. Вот попробуйте выразить свое знание о действительности на таком бедном языке!

Однако неразвитость языка первобытного человека - лишь одна из отличительных характеристик его мышления. Более существенно в данном случае то, что человек пока что не выделил из окружающей его реальности то, что мы называем "внутренним" миром сознания. Вот что пишет по этому поводу в своей книге "Первобытное мышление" французский исследователь Люсьен Леви - Брюль (я цитирую):

"Для первобытного сознания нет чистого физического факта в том смысле, какой мы придаем этому слову... Первобытные люди смотрят теми же глазами, что и мы, но воспринимают они не тем же сознанием, что и мы. Можно сказать, что их перцепции состоят из ядра, окруженного более или менее толстым слоем представлений социального происхождения. Но и это сравнение было бы неточным и довольно грубым. Дело в том, что первобытный человек даже не подозревает о возможности различения подобного различения ядра и облекающего его слоя представлений. Это мы проводим такое различение, это мы в силу наших умственных привычек не можем уже больше не проводить такого различения. Что касается первобытного человека, то у него сложное представление является еще недифференцированным..." - конец цитаты.

Тем самым, реальность, как воспринимает ее первобытное мышление является какой-то гомогенной средой, не разделенной на привычные для нас физическую и ментальную составляющую, природный и сверхприродный мир. Этим объясняется, в частности, постулирование в рамках мифологического мышления природно-сверхприродных существ, имеющих как природные, так и сверхприродные качества и, тем самым, как бы прорастающих в оба мира. В слабой степени такими качествами обладает и человек. Например, для мифологического мышления граница между живым и мертвым очень тонка, ее практически нет, и при определенной технике, известной посвященным жрецам, легко проницаема как в ту, так и в другую сторону. Дошедшие до нас магические обряды оживления мертвецов или превращении их в человекоподобных "зомби", которые в настоящее время широко тиражируются в современных масс-медиа, имеют явно мифологическое происхождение.

С указанной недифференцированностью первобытного мышления, с его неразличением на природный и ментальный мир связано и развитие первобытной магии, которая выполняет в этом обществе роль современной науки, являясь практическим приложением первобытных верований. Поскольку магия основана на том, что для достижения изменений в физической мире достаточно произвести определенные действия в области ментальной. Например, вместо физического воздействия на человека тот же эффект можно произвести манипулируя в ментальном мире с изображением человека изображением. Заметьте, что сущность магического действия, основанная на отсутствии границы между двумя мирами, осталось неизменной и у современных представителей мифологического мышления: всевозможных колдунов, гадалок, целителей, экстрасенсов. Современная же наука, в отличие от магии, отрицает саму возможность взаимодействия сверхприродного мира на природу, и, тем самым, претендуя на объективность своих результатов.

Сделаем небольшое методологическое отступление. Обратите внимание на ту трудность, с которой я столкнулся говоря только что о мифологических природно-сверхприродных существах и магии первобытного общества. Ведь я оцениваю их с современной точки зрения, которая уже сделала различение между сознанием и природой, а ведь этого различения в первобытном обществе еще нет, и, более того, я хотел бы специально обратить на то, что указанное различение в принципе невозможно рационально обосновать, т.е. невозможно привести приемлемые аргументы в пользу этого различения, кроме нашей устоявшейся привычки. Поэтому при сопоставлении мифологического и современного мышления нельзя оценивать их в терминах "низшее - высшее", "недоразвитое - зрелое". Способ мировосприятия первобытного человека просто другой, и вполне возможно, что привычное для нас различение материя - сознание (бытие - мышление) является лишь убеждением современного мышления, которое возможно будет преодолено будущим развитием человечества.

Другим следствием указанного неразличения является то, что первобытный человек, не выделяя себя из окружающего мира, описывал природу антропоморфно, по своему образу и подобию себя, перенося действие своих душевных процессов на физические явления. Мы, современные люди, для объяснения подавляющего числа физических явлений исключаем все антропоморфные типы объяснений и постулируем некоторую природную причину. Например, в качестве причины шевеления листвы на дереве мы можем назвать "дуновение ветерка", "перепад атмосферного давления" и т.п. Способ объяснения первобытного человека принципиально другой, поскольку здесь нет необходимости вводить особый класс природных причин. Для него достаточным и исчерпывающим будет анимистическое, антропоморфное объяснение следующего типа: "У дерева есть душа, которая сейчас проснулась и захотела поиграть, что и вызывает шевеление листвы на дереве". Причем, это воспринимается первобытном человеком не как некоторая сказочка или метафора, как это трактуется современным человеком, который может допустить это объяснение на уровне ребенка, а вполне серьезно. "Душа" дерева для мифологического мышления и есть истинная самодостаточная причина всех поступков данного дерева.

Попробуйте сопоставить эти два типа объяснения. Непредвзятый анализ зафиксирует их равноценность. Более того, если воспользоваться известным методологическим принципом "бритвы Оккама", который запрещает вводить излишние сущности, если то же самое явление можно объяснить с помощью более бедных средств, то подход первобытного человека представляется более оправданным. Казалось бы, ссылку на душу необходимо исключить из арсенала современной науки, однако если обратиться к недавней истории развития квантовой механики ХХ века, то один из подходов к объяснению поведения квантомеханических объектов, например, электронов предусматривал постулирование их "свободы воли"! - а чем это не аналог антропоморфного объяснения?

Как вы понимаете, любой анализ первобытного мышления осложняется тем, что в это время отсутствовала письменность, и поэтому исследователи вынуждены реконструировать его лишь косвенным образом на основании анализа более поздней устной или письменной традиции, а также путем изучения культуры немногочисленных оставшихся примитивных обществ. Однако это не мешает, также как и при реконструкции древних животных из немногочисленных останков, получать достоверные результаты. Блестящий анализ особенностей мифологического мышления можно найти, помимо уже процитированной выше работы Люсьена Леви-Брюля, в работах румынского исследователя Мирчи Элиаде, французского мыслителя Клода Леви-Стросса, российского историка и философа Бориса Поршнева. Здесь же, для того чтобы вы могли себе составить более полное представление о характере этого типа мышления, позволим себе кратко остановиться на анализе поэм Гомера "Одиссея" и "Илиада", стоящих на границе перехода к современному способу мышления (примерно Х век до н.э.), и поэтому более близких к нашему с вами способу мышления.

Прежде чем будет дан наш анализ небольшого отрывка из первой песни поэмы Гомера "Одиссея" самостоятельно прочитайте, хотя бы небольшой отрывок из этой поэмы или из поэмы "Илиада". При этом обратите внимание не сюжетно-событийную канву, не на то, ЧТО описывается в поэме, а на то, КАК это описывается автором. Возможно для этого вам потребуется прочитать тот же отрывок еще раз. Попробуйте зафиксировать для себя специфику способа описания древнего грека. Для этого можно рекомендовать вам составить собственное описание тех же событий, а потом сопоставить его с описанием Гомера и зафиксировать существенные отличия.

Уже первое знакомство с текстом поэмы "Одиссея" позволяет зафиксировать, что в ней главенствующая роль отводится персонифицированным олимпийским богам. В недавней (исторически корректной) экранизации этой поэмы режиссером Андреем Кончаловским олимпийские боги являются равноправными, наряду с людьми, действующими лицами этого мира, роль которых исполняются актерами. Причем за этим стоит не просто художественный прием, позволяющий метафорически представить главных действующих лиц поэмы. Олимпийские боги для древних греков, наряду с природой, являются самой настоящей реальностью, в которой нельзя усомниться.

Заметьте, что ситуация приписывания статуса реального существования мифологическим богам примерно такая же, когда мы описываем мир, состоящим из вещей. Если вы посмотрите вокруг, то несомненно увидите множество вещей. А как вы описываете происходящий сейчас процесс прослушивания? В этом описании несомненно встретятся такие термины как "Я", "диктофон", "кассета", "лекция" и другие существительные, которые как раз и представляют вещи. Мир состоит из вещей - иначе просто быть не может!? Хотя если вы помните собственно вещи в чувственных физиологических актах, например в акте смотрения непосредственно нам не даны (вспомните ранее проведенный анализ феномена видения дома). Т.е. наше представление о мире, состоящем из вещей, хотя и кажется по сравнению с фантастическим миром олимпийских богов древних греков, самоочевидным и неопровержимым, на самом деле таковым не является. Одним из тех, кто совершил такой философский акт сомнения-удивления в очевидности привычного для нас мира вещей был Людвиг Витгенштейн (австрийский философ ХХ века). В своем "Логико-философском трактате" он высказывает парадоксальное утверждение, когда говорит, что мир состоит не из вещей, а из фактов! Парадоксальность утверждения несколько скрадывается тем, что мы привыкли к слову факт. Наука, газеты, телевидение, школы напичкивают нас фактами. Фактичность мира налицо. Все есть факт. Однако давайте повнимательнее вслушаемся в витгенштейновское "мир состоит не из вещей, а из фактов" Фактуальность мира противопоставляется здесь его вещественности. Мир не состоит из вещей - утверждает Витгенштейн в первой части своей фразы, а это значит что в мире нельзя найти привычного для нас множества вещей самих по себе. Нет столов, стульев, кроватей, машин, домов, городов. Нет и людей самих по себе, поскольку это тоже некоторые особые вещи. В мире есть только факты. Что же такое факт по Витгенштейну? Это некоторые совокупности, комплексы сосуществующих вещей. Однако факт не состоит из вещей: если бы было бы так, то и мир также бы состоял из вещей, а этот взгляд на мир Витгенштейн отвергает. Факт является первичным со-бытием, взаимодействием, отвлекшись от которого можно выделить компоненты этого взаимодействия - собственно статичные, самозамкнутые на себя, застывшие, уже не связанные друг с другом взаимодействием вещи. Витгенштейновский факт не нечто редкое, факты окружают нас на каждом шагу. Примером факта является, например, фраза "Я вижу дом". Почему это факт? Давайте я медленно скажу эту фразу еще раз, а вы обратите внимание не на содержательную (фактическую в другом смысле этого слова) сторону этой фразы, не на то, о чем говорится во фразе, а на ее "форму": Я вижу дом. Как описывается факт видения дома в этой фразе? Как утверждение, в которой помимо содержательной стороны дела, самой формой фразы постулирует факт! сосуществования двух вещей, их взаимодействия, а именно: человека, смотрящего на дом, и самого дома.

"Философская остановка в удивлении" Витгенштейна как раз и состоит в том, что он обратил внимание то, что в мире нет вещей самих по себе. Любая вещь предстает как множество разнообразных взаимодействий. Нет стола самого по себе, а есть стол стоящий в доме, т.е. есть факт взаимодействия стола и дома, точно также как и факт взаимодействия стола и пола, на котором стол стоит, факт взаимодействия с человеком, который этот стол видит, или мухой, которая по нему ползает. На первый взгляд разница между этими мировоззрениями, воззрениями на устройства мира, невелика. Не все ли равно сказать, что мир состоит из вещей, или, как Витгенштейн, из взаимодействующих друг с другом вещей - фактов. Однако это не так. Онтология Витгенштейна (взгляд на устройство мира и есть то, что называется в философии мудреным термином - онтология), в отличие от вещной онтологии, восходящей к Аристотелю, придает миру очень важное свойство - его открытость, незавершенность. Мир, по Витгенштейну, не есть что-то застывшее, окончательно устоявшееся в застывших вещах. Мир открыт, и каждая вещь мира тоже открыта, представляет собой некоторый незавершенный проект, который может развиваться благодаря своей способности к взаимодействию, т.е. благодаря способности вступать в состав новых фактов. И человек есть тоже проект, который можно оценить только после того, как он будет реализован на протяжении всей его жизни. Открытость мира запрещает ставить ему и всем его составляющим окончательные оценки, поскольку в нем может случиться некоторое новое событие - чудо, коренным образом изменившее привычный ход вещей. Открытость витгенштейновского мира фактов предполагает его активность, в противоположность пассивности, окостенелости, застывшести вещного мира. С другой стороны, конечно же, это более сложный для исследования мир, поскольку каждая вещь этого мира, обладая некоторым устойчивым ядром тем не менее не определена точно раз и навсегда, а окружена как бы некоторым "виртуальным" облаком, размывающим его устойчивые границы. Казалось бы, мы знаем все о такой вещи как молоток, но это так только в мире вещей, а в мире фактов под молотком мы понимаем только то, что участвовало в факте забивания гвоздя. Первоначально, под молотком можно понимать, например, ножку стула, и только в дальнейшем мы уточняем "вещный" состав молотка, отличая его от других вещей. С другой стороны, любое наше знание о молотке представляет собой далеко не полный перечень его потенциальных способностей к взаимодействию (свойств), которые могут проявиться в новых (будущих) фактах.

Однако вернемся к прерванному анализу поэмы Гомера, вернее к иллюстрации с ее помощью существенных особенностей первобытного мышления. Анализ текста поэмы "Одиссея" показывает, что там можно выделить три мира. Во-первых, это мир природных стихий, в котором в отличие от нашего объективированного мира природы главными действующими силами являются олимпийские боги. Именно этот природно-божественный мир и является центральным миром поэмы. Помимо этого мира, в поэме можно выделить еще два мира, которые условно соответствуют привычным нам объективированному миру природы и субъективному миру "внутренних" состояний. Однако распределение между этими мирами проходит весьма своеобразно. С одной стороны, действующие в поэме мифологические боги выполняют роль активной составляющей природных стихий, предопределяя своими желаниями такие природные явления как ветер, дождь, засуха, морская буря. С другой стороны, те же боги выполняют служат для репрезентации "внутренних" состояний человека. Такие состояния человека как "ярость", "мужество", "нерешительность" и другие, которые мы сейчас трактуем как состояния "внутреннего мира" человека у Гомера описываются как вынесенные вовне ситуации общения с богами. С нашей точки зрения состояние "нерешительности" может быть описано как внутренний разговор с собой, некоторый перерыв внешней деятельности и "остановка" человека в задумчивости, для Гомера - это разговор с богом, который предопределяет последующее действие героя, причем действие человека - не столько результат его собственного выбора, сколько действие через него некой божественной силы-воли, например, готовность героя к битве предопределяется вложением меча в его руку богиней Афиной.

Как уже отмечалось, в поэме вводится и собственно "внутренний" мир человека в современном понимании, например раздумье - "внутренний" монолог героя с самим собой, противостоящий как "внешнему" объективированному миру общения с богами, так и "внешнему" объективно-природному миру. Это связано с тем, что поэмы Гомера стоят уже на границе перехода к современному типу мышления, различающему природные и сознательные явления. Однако и здесь еще нет четкого разграничения между описаниями внешнего природного мира и "субъективными" состояниями человека: например, поток мыслей или "внутренний" разговор самим с собой не выделяется грамматически с помощью прямой речи и представляют собой некий речитатив, не отличающийся от события из мира природы. В частности, "объективированные" явления и их "субъективные" (рефлексивные) восприятия на уровне описания (грамматики) не различаются и часто даются через запятую, в одном повествовательном ряду. В качестве примера приведем небольшой характерный отрывок из первой песни "Одиссеи", где, фактически, оказываются смешанными и не разделяются выделенных нами три описательных ряда: мир 1 - мир объективно-природных явлений, мир 2 - мир "субъективных" состояний внутреннего мира человека (выделен курсивом - при чтении надо выделить интонацией или голосом) и мир 3 - "объективно-идеалистический" мир божеств, также непосредственно данный человеку (выделен жирным шрифтом - при чтении также надо выделить особо). Предваряя чтение отрывка отметим, что в нем сначала совершается переход от мира 1 к миру 3, и одновременно с этим дается описание мира 2, после чего без какого-либо смыслового скачка в описании, в этой же строчке совершается переход к "объективированному" миру из смеси миров 1 и 3:

105 В кости играя, сидели они перед входом на кожах
Ими убитых быков; а глашатаи, стол учреждая,
Вместе с рабами проворными бегали: те наливали
Воду с вином в пировые кратеры; а те, ноздреватой
Губкой омывши столы, их сдвигали и, разного мяса
110 Много нарезав, его разносили. Богиню Афину
Прежде других Телемах богоравный увидел. Прискорбен
Сердцем, в кругу женихов он сидел об одном помышляя:
Где благородный отец и как возвратяся в отчизну,
Хищников он по всему своему разгоняет жилищу,
115 Власть восприимет и будет опять у себя господином.
В мыслях таких с женихами сидя, он увидел Афину;
Тотчас он встал и ко входу поспешно пошел, негодуя...

Обратите внимание на шестую строчку отрывка: Много нарезав, его разносили. Богиню Афину прежде других Телемах богоравный увидел.,где в происходит смешение 1 и 3 миров;

или на строчки 11-12, где происходит смешение всех трех миров: Власть восприимет и будет опять у себя господином.В мыслях таких с женихами сидя, он увидел Афину;, где происходит смешение 1, 2 и 3 миров (заметим, что здесь фактически присутствуют три мира, которые классическая философская мысль в лице Канта соотнесла с тремя идеями разума, тремя сферами реальности: Я (субъективный мир)- Мир (объективный мир природы) - Бог (объективно-идеалистический мир мифологических божеств)

Появление философии в VI веке до н.э. знаменует собой завершение первого этапа интеллектуальной революции, связанного с тем, что человек, сделав различение между Я и не-Я и обретя структуры самосознания, начинает отличать себя от внешнего мира. Именно это различение лежит в основании всей современной культуры. На нем, например, основаны претензии современной науки на достижение объективной истины, не зависящей ни от воли богов, ни от пристрастий человека. Именно с этого выделения Я начинается собственно человеческая история, в которой главным действующим лицом становится человек.

Один из исследователей мифологического мышления, Мирча Элиаде, характеризует это время как переход от "священного" к "профанному" миру, подчеркивая тот факт, что мир первобытного человека теряет присущие ему свойства чудесности и загадочности, и становится объективированным миром, в котором все протекает по законам природы. В частности, пространство мира становится изотропным, в нем нет каких-то особых "священных" силовых линий, по которым циркулирует "духовная" энергия.

Для того, чтобы подчеркнуть важность этого шага в истории развития человеческого сознания остановимся немного на анализе знаменитого библейского мифа о грехопадении. Как известно акт грехопадения человека состоит в том, что первый человек Адам, после того, как его жена по совету змея вкусила плодов от запретного дерева, также совершает акт вкушения от древа познания добра и зла, и, тем самым, становится таким же знающим как Бог. На это указывает два обстоятельства. Во-первых, как написано в Библии, у Адама и его жены открылись глаза, и они, устыдившись своей наготы, стали искать одежду. Во-вторых, примечателен ответ Адама на вопрос Бога о том, не нарушал ли Адам его запрет есть с древа познания, поскольку этот ответ является первым примером рассуждения, т.е. представляет собой первый акт собственно мышления. Адам отвечает так: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева и я ел. Обратите внимание, во-первых, на то, что Адам чувствует свою вину, а чувствовать свою вину может только существо, обладающее "внутренним" миром сознания, и оправдывается, перекладывая часть своей вины на свою жену; а, во-вторых, его оправдание имеет характер мыслительного логического акта, поскольку представляет собой элементарное умозаключение, т.е. логический переход от одного суждения к другому, а ведь использование логических операций и составляет суть рассудочного мышления (в данном случае используется логический союз "если..., то...", получившим в логике название импликации).

Можно сказать, что указанные выше два обстоятельства составляют первую предварительную часть акта грехопадения, который может быть назван актом вкушения от древа познания, или первым собственно познавательным актом. Обычно христианская традиция, обращая основное внимание на анализ этической составляющей акта грехопадения, т.е. на том, что человек после вкушения плодов запретного дерева становится способным к отличению добра и зла, на этой предварительной части акта грехопадения внимания не акцентирует. А ведь именно здесь совершается интеллектуальная революция и человек становится способным к познанию, т.е. к отличению природных "внешних" явлений от внутреннего их представления в своем сознании и, вследствие этого, к изучению явлений природы. "Познавательное" грехопадение есть акт открытия новой реальности - рождение собственно сознания, или самосознания человека, благодаря чему человек стал сознавать себя, свою самость, выделив себя из окружающего мира.

Отметим, что процесс рождения сознания и самосознания не является одномоментным событием. Совершив революционное различение между Я и не-Я, античность еще не знает личности как таковой, индивидуальности оторванной от полиса. Как отмечает ряд исследователей, например русский мыслитель начала ХХ века священник Павел Флоренский, для обозначения личности в древнегреческом и латинском языках даже не было особого термина. Появление личности, инстанции очень важной для европейского менталитета, происходит гораздо позже и связано с развитием христианского вероучения. Впервые о "внутреннем" человеке стал учить христианский мыслитель Августин Аврелий (Блаженный Августин), а завершение процесса индивидуализации происходит только в Новое время, например, у Декарта в его знаменитой максиме "cogito ergo sum".

Вернемся к анализу акта грехопадения. Появившееся сознание человека является условием и предпосылкой, если можно так сказать, "этической" части акта грехопадения, а именно акта вкушения от древа добра и зла. Вследствие этого у человека открывается как бы новое "духовное" измерение, отсутствующее у животных и первоначального состояния человеческой невинности. Психика животных, и мифологическое мышление первобытного человека стоит еще "по ту сторону добра и зла", поскольку эта оценка возможна только в "пространстве" сознания. Оценивать природные явления как добрые или злые бессмысленно, они просто-напросто не поддаются подобной оценке. Животное, как впрочем и первобытный человек, невменяемы. Собака или волк не могут быть добрыми или злыми, они как бы являются "двухмерными" существами, которым недоступно "третье" - духовное измерение. Это измерение доступно только "греховному" человеку и именно оно делает его подобным Богу, делает его сознательным, вменяемым и свободным существом. Для полноты картины, надо было бы сказать, что после акта грехопадения человек стал существом, причастным Истине (человеком познающим), и Добру (человеком духовным) но и человеком, способным различать прекрасное и безобразное, существом причастным к Красоте. Именно Истина, Добро и Красота определяют человека как человека.

В религиозной литературе принято негативно оценивать акт грехопадения. Однако с этим трудно согласиться, поскольку сама возможность оценки есть не что иное как познавательный акт, т.е. деятельность уже вкусившего от древа познания человека! Философия старается избегать таких категоричных оценок. По меткому замечанию крупного философа XVIII века Бенедикта Спинозы, философы должны "не плакать или смеяться, а понимать". Поэтому, для меня важно не оценка этого акта, а фиксация его как такового. "Греховность" человека связана именно с появлением у него внутреннего поля сознания, "ума". Отметим, что до акта грехопадения никакое познание в точном смысле этого слова невозможно. "Греховность" и есть новое состояние человека, человека, который теперь, после выделения своего Я из мира, способен познавать мир. А философия представляет собой первый акт этого "греховного" человека, удивившегося раскинувшемуся перед ним миру и способного его познавать. Вполне возможно, что после преодоления нынешнего состояния "греховного" состояния человечества, т.е. после перехода к новому, уже не- или сверх- сознательному типу существования человека, способности к познанию, мудрости человека, философии как таковой уже не будет.

Выделение человеческого Я из структуры Мира имело еще несколько важных последствий. Одно из них - открытие Мира как такового, некоторой новой отчужденной и независимой от человека реальности, которой раньше, в рамках мифологического мышления, просто не было. Причем Мир становится загадкой, проблемой. Если помните, для первобытного человека мир был полон богов, одушевлен и вследствие этого близок и понятен. Наличие природно-сверхъестественных божеств давало универсальный механизм объяснения всего происходящего: все действия и внешне природные и внутренне сознательные совершались по воле богов. Теперь этот антропоморфный тип объяснения не устраивает. Мир является чем-то таким, что не имеет "души", в нем нет богов. Более того, мир теперь не только непонятен, но и загадочен, поскольку непонятно как Мир может быть.

Поясню это более подробно, поскольку эта проблема и составляет тот исходный пункт, вокруг которого развертывается философская мысль античной Греции. Давайте обратимся к нашему повседневному опыту. Один из фундаментальных принципов окружающего нас природного мира - его энтропийность. Если что-то оставить просто так, не прикладывая специальных усилий, пустить на самотек, то оно разрушается, исчезает. Если у Вас есть дачный участок, то для того, чтобы он нормально функционировал необходимо постоянно поддерживать его в должном порядке. Попробуйте не трогать его несколько лет, и он весь зарастет бурьяном. Точно также обстоит дело с любым явлением, любой вещью природного мира. Т.е. в мире действуют некоторые разрушительные или энтропийные силы, которые превращают порядок в беспорядок, Космос в Хаос. Но Мир не исчезает и не разрушается, он есть. И это удивительно. Вот именно это удивление перед тем, что вообще что-то есть, есть Нечто, а не Ничто и составляет исходную интуицию греческой философии. Не должно быть, а есть. Мир есть, Космос есть, греческий Полис есть, Человек есть, Добро есть... Но все-таки, основное внимание греческой мысли центрируется на Космосе, в его противопоставлении Хаосу, философия античности, в отличие от древнеиндийской или древнекитайской мысли, космоцентрична. Пойдем дальше. Ведь если есть Космос, то должны быть какие-то не-природные, антиэнтропийные механизмы поддержания порядка в мире, препятствующие превращению Космоса в Хаос. Например, Число как некоторый принцип упорядочивания, гармонизации мира (это пифагорейский ход мысли), или неуничтожимая первосубстанция, Архэ, как говорили представители милетской школы.

Тем самым, философская мысль Греция сделала вслед за различением Я и не-Я сделала еще одно важное различение, которое легло в основании всей последующей европейской культуры. Для того, чтобы объяснить упорядоченность видимого мира, мира природных явлений, постулируется некоторый "невидимый", не-природный мир, который является необходимым, трансцендентальным условием видимого мира. Например, в европейской науке постулируются некоторые безличные Законы, которые поддерживают упорядоченность Мира. Заметьте, что этот ход мысли совершенно неприемлем для более антропоморфного китайского мышления, которое не может себе представить как может подчиняться законам природные явления, например Солнце, поскольку подчиняться законам может лишь тот, кто знает о его существовании, понимает его, например Социум, но не Космос.

Философия и является особой деятельностью по выявлению этих не-природных, трансцендентальных условий или оснований для явлений природного мира. В этом смысле, основной вопрос философии может сформулирован так: как возможен тот или иной феномен? Каждый такой шаг дается с большим усилием и составляет целую эпоху в истории мысли, но потом выявленное трансцендентальное условие превращается в некоторое неявное знание, в само собой разумеющееся "сцепление сознание", составляющее часть autoexeca мышления современного человека.

Вспомним наш пример с видением дома. Какие трансцендентальные условия этого феномена можно выявить? Что необходимо постулировать, для того чтобы феномен видения дома был возможен? Попробуйте ненадолго прервав прослушивание, самостоятельно выявить эти необходимые, трансцендентальные условия.

Во-первых, для того чтобы дом можно было увидеть он должен быть, т.е. необходимо постулировать в качестве первого трансцендентального условия категорию БЫТИЯ. Без этого феномен видения дома невозможен. Этот шаг в истории мысли может быть соотнесен с фигурой греческого философа Парменида. Однако мы видим не просто что-то существующее, или бытийствующее, а именно дом. А это значит, что видимое нами бытие каким-то образом оформлено, т.е. в качестве следующего трансцендентального условия необходимо постулировать "форма" или "эйдос" вещи, что в истории человеческой мысли было сделано Платоном. Конечно, необходимо постулировать еще несколько детерминаций, или причин каждой вещи. Например, каждая вещь должна быть из чего-то сделана, сделана кем-то, сделана в соответсвии с некоторым образцом - формой, и сделана для какой-то цели. Именно это и зафиксировал Аристотель в своем учение о четырех причинах. Однако, по большому счету, античность ограничилась выявлением лишь двух первых трансцендентальных условий, которые мы с вами отнесли бы к объективным трансцендентальным условиям вещей.

Следующий крупный шаг по пути выявления трансцендентальных условий а, следовательно, и следующая крупная эпоха в развитии философии, был сделан значительно позже и окончательно оформился только в Новое время в работах Рене Декарта. Это связано и изменением ракурса рассмотрения явлений и "переключения" внимания на субъективную сторону анализируемого феномена. Ведь в анализируемом феномене дом не просто есть, и не только есть в качестве дома, но и является вещью видимой, видимой КЕМ-ТО. Тем самым, необходимо постулировать еще одно важное условие возможности феномена видения дома, а именно: выделение СУБЪЕКТА видения. Именно к ним относятся такие, более локальные, условия как наличие нашей чувственности и рассудка, а среди чувственности - наличие , например, органа зрения - глаз. Выявленные ранее античностью трансцендентальные условия останутся, но будут теперь трактоваться как условия "объекта" видения. Сделав это важное различение между субъектом и объектом, философия Нового времени вынуждена была решить следующую проблему. Если мы выделили субъективные и объективные условия феноменов, то необходимо ответить на вопрос о том, где проходит граница между ними. (заметим в скобках, что это проблема под названием проблемы первичных и вторичных качеств была уже обозначена у греческого философа Демокрита, и получила свое дальнейшее развитие в работах младшего современника Декарта, английского философа Джон Локка). Сам Декарт эту проблему решил достаточно радикально, оставив на стороне объективного, первичных качеств лишь одно качество - протяженность. Если что-то обладает протяженностью, то относится к объективному, природному, а если нет - то к субстанции мыслящей, субъективной. Тем самым, Декарт постулировал наличие в мире двух субстанций: субстанции протяженной и субстанции мыслящей, а его знаменитая максима "cogito ergo sum" как раз и призвана подчеркнуть правомерность выделение субстанции мыслящей.

Очень интересный ход мысли, связанный с решением проблемы субъективного - объективного был предложен Иммануилом Кантом, с чьим именем связан так называемый "коперниканский" переворот в соотношении субъекта и объекта. Если Декарт отождествлял объективное с протяженным, то Кант в своей основной работе "Критика чистого разума" убедительно показал, что протяженность, пространственность является лишь одним из субъективным условий давания (в частности, видения) вещей. Блестящий анализ этого дан в первой главе "Критики чистого разума", которая называется "Трансцендентальная эстетика", без знания которых нельзя считать себя культурным человеком. Пространство, по Канту, не есть свойство объективного, природного мира, а лишь некоторая "форма", которую мы накладываем на явления мира. Пространственность вещей есть лишь способ восприятия мира человеком, одно из трансцендентальных условий любого восприятия объекта "внешнего" чувства, в то время как временность является условием, трансцендентальной "формой" восприятия любого объекта внутреннего чувства, например, любви или мужества. Здесь дело обстоит точно также, как если бы человек в синих очках, воспринимал все природные явления в синем цвете. Тем самым, Кант завершая классическую эпоху развития философии, практически все свойства вещей, включая декартовскую протяженность, "поместив" на стороне субъекта.

Давайте, немного прервем наше сжатое изложение наиболее важных "остановок" в истории философской мысли. Можно постулировать еще один принципиально новый класс трансцендентальных условий вне рамок субъектно-объектного различения. Оказывается, что да. И именно с этим связано развитие современной философской мысли. Для этого, как вы уже догадались, необходимо отказаться от классического субъектно-объектного различения и занять какую-то другую позицию, точку рассмотрения. Попробую подвести Вас к этому шагу.

Давайте рассмотрим предложение, которым описывается наш анализируемый феномен: "Я вижу дом". Античность активно поработала на стороне "объекта", т.е. с термином "дом", и выявила необходимые условия видения объекта. Новое время "переключило" свое внимание на анализ первого члена предложения, выявив существенные субъективные условия описываемого феномена. Еще одно "переключение", или философская "остановка" в удивлении может быть связана с тем, что внимание будет сосредоточено на среднем, центральном члене этого предложения - на глагольном слове "вижу". И тогда философский анализ получает "третье" дыхание. Анализу подвергаются не субъективно-объективные взаимоотношения анализируемого феномена, а сам феномен ВИДЕНИЯ, в данном случае феномен видения дома. Это "переключение" было совершено в рамках такого течения современной философии как феноменология (если помните, то ранее уже упоминалось имя основателя феноменологии - Эдмунда Гуссерля). Однако это справедливо не только для феноменологии. Чуть ранее мы более подробно анализировали тезис Людвига Витгенштейна о том, что мир состоит не из вещей, а из фактов. А ведь, если продумать этот тезис, то это не что иное как "переключение" внимания на анализ собственно феномена, или факта видения, вместо классического субъектно-объектного анализа составляющих этого феномена. С некоторыми оговорками можно сказать, что все течения современной философии проходят под знаком либо "преодоления", либо существенной корректировки субъектно-объектного различения классической эпохи.

Для более детального обоснования этого тезиса или его опровержения необходим более развернутый анализ современной философской мысли, который можно найти в учебных пособиях или на установочных лекциях по философии.

На этом позвольте закончить первую часть нашего разговора, посвященного таинственной и манящей стране человеческой мысли, области философской мудрости.